![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png){kind=small}
eduard_456Оригинал взят у ![[livejournal.com profile]](https://www.dreamwidth.org/img/external/lj-userinfo.gif)
hippy_end в А. Мозговой у А. Проханова – 08.08.2014 – откровенный разговор – часть 2
hippy_end в А. Мозговой у А. Проханова – 08.08.2014 – откровенный разговор – часть 2 Видео взято с американского ресурса Youtube и соответственно признано отвечающим общепринятым международным нормам информации, разрешенной к распространению
Продолжение предыдущего поста с началом разговора - http://hippy-end.livejournal.com/402779.html
На мой взгляд, эта беседа очень наглядно раскрывает и демонсттирует и сильыне стороны полчения и - что боле важно - его слабости. Потому что Проханов, как умудренный жизнью человек, старшийпо возрасту, умело вызывает Алексея Мозгового на откровенный рассказ
В общем, на мой взгляд, эта беседа может быть интересна многим людям, с какой бы стороны конфликта они не находились, в плане анализа сильных и слабых сторон ополчения и общей картины ситуации на Востоке
П.: «Скажи, Алеша, допустим падет Луганск и падет Донецк. Борьба будет продолжаться?» – М.: «Конечно. Безусловно» – П.: «Т.е. есть возможность этими летучими отрядами двигаться по этим территориям?» – М.: «Есть. Благодаря изменению тактики в нашем ведении – есть» – П.: «Лесов-то ведь нет для классической партизанской войны»
М.: «Достаточно. Достаточно балочек, достаточно пролесков, достаточно. Хватает этого всего. Главное, чтобы хватало духа. Духа, стремления и надежды на правду и на победу. Если это всё останется в нашем человеке, не взирая на то, что падет там то ли Луганск, то ли Донецк… Опять-таки эта привязанность – это неправильна, я считаю. Ну да, есть Луганск, да, есть Донецк. Но подождите, территория Новороссии это не только эти два города. Территория Новороссии огромная. Я думаю, она нам поможет и очень хорошо»
П.: «А скажи, вот наблюдается усталость от войны, вот в вашем подразделении?»
М.: «что характерно, наблюдается усталость вот именно у мирных жителей. Они еще буквально, пройдя неделю–две войны, они уже кричали, что мы от нее устали. На что я им задаю вопрос: а как бы вы реагировали, если бы война сейчас была Вторая мировая? Что вы своим дедам сказали бы, которые воевали по четыре, по пять лет, не вынимаясь из окопов? Они не уставали тогда? Вы только услышали выстрелы. Вы только увидели в новостях только где-то кто-то кого-то убил, – вы уже устали.
Как там можно? Сегодня практически та же война. Воюем с тем же фашизмом, с той же продажностью воюем. И уже устали люди. Как так? А вот именно те, которые сейчас сражаются, я иногда их еле удерживаю. Потому что иногда надо их придержать, дабы избежать тех же потерь, жертв и всего остального. Я с трудом их удерживаю. Именно те, которые стоят на линии огня, те готовы драться до последнего»
П.: «Скажи, а вот как в шахтерском движении? Все-таки шахтеры идут в ополчение или придерживаются?»
М.: «Идут, но слабо. Слабо. Помните, когда-то были рассказы о том, что вот если шахтеры поднимутся, всё, войны даже не будет, мы Киев просто так шапками закидаем. На данный период они до сих пор в шахту на работу ездят. Под Лисичанском когда мы стояли, украми был, скажем так, нанесен артиллерийский удар по одной из шахт, Привольнянская называется. В этот период, это была ночь, работала там ночная смена. Все люди, которые там были внутри, чуть не погибли. Но тем не менее на следующий день они пошли туда на работу.
Второй случай. Это уже другая территория, это Свердловск, это юг. Автобус с проезжающими мимо шахтерами – там женщины были, мужчины, всё – был просто расстрелян. С блокпоста укров их просто расстреляли, потому что… неизвестно, кто едет в автобусе, правильно? А люди ехали на работу. У меня вопрос к этим людям прежде всего. Как? О чем человек вот этот на данный момент думает, когда он проезжает мимо стреляющих, а он думает про работу, про кусок сала… О чем можно думать? Идет война. Тебя уничтожают. Тебя убивают. Как? Т.е. вот эти гражданские люди, которые сейчас идут на работу, они идут как ни в чем не соображающие овечки. Просто на убой. Даже не сопротивляясь.
П.: «Ну, страх потерять работу. Страх за семьи. Вот эта психология такой задавленности»
М.: «А чем я буду кормить семью? Подожди, а чем кормятся семьи ополченцев, которые тебя защищают? Чем кормятся их дети? Да, им счас трудно. Очень трудно. Но они понимают, что в данный момент необходимо как-то немножко призабыть про хороший борщ, хороший накрытый стол и всё остальное. Есть хоть что-то на столе – достаточно. Но главное победить. Главное выжить и победить. И доказать, что мы не просто стадо. Мы не просто, как Юлия Тимошенко говорит, биомасса, – мы люди мыслящие прежде всего, и мы люди, умеющие требовать от власти то, что она когда-то нам обещала»
П.: «Вот интересно же, когда начиналась борьба, такой категории, как Новороссия не существовало. Оно, это понятие возникло уже в ходе сражений. И постепенно оно развивается, оно приобретает всё больше и больше смыслов. Вот сейчас Новороссия – это же не просто территория, это какая-то мечта, это какая-то идея» – М.: «Да. Это прежде всего идея» – П.: «Как бы ты ее аттестовал? Категория Новороссия – что это?»
М.: «Категория Новороссия это, опять-таки возвращаемся к совести, но теперь уже с добавлением свободы. Свобода и совесть – это и будет Новороссия.
П.: «Но высоветские, в основном, люди? Или вы какая-то новая формация?»
М.: «Я так думаю, что будет сформировано совсем новое общество с абсолютно новым мышлением. В принципе то, что я и хочу. Во-первых, чтобы это мышление появилось. Во-вторых, чтобы оно отличалось от того, что на сегодняшний день есть. Чтобы это было что-то новое и продуктивное. Потому что вы правы, у нас если что-то возникает, оно обязательно перекрутится, испоганится, примет формы немножко не человеческие»
П.: «В бригаде есть там, культ героев, например? Или культ павших героев?»
М.: «Есть и такие, и такие. Сейчас у нас в Ростовском госпитале лежит командир Первого взвода Владимир. Это героическая личность. Награжден медалью «За боевые заслуги» Благодаря его героизму, самоотверженности, выжил его взвод. Выжило другое подразделение, которому он дал приказ отойти от наступающих танков, а он один остался. У нас был такой самодельный броневичок под названием «Комбат» Сами его обшили броней, сами, скажем так, завели, поставили на него вооружение. Он остался в нем и вел один бой. Один. До тех пор, пока не ушли другие подразделения.
В итоге попадает снаряд в этот «Комбат». До этого были попадания, но не приводили еще… Но попадает, ему отрывает руку, он теряет сознание, всё. Потом через некоторое время он приходит в себя, видит, что рука оторвана, но висит на коже. Пытается что-то сделать, не получается, он ее в китель кладет на пуговицы и пошел, – машет рукой вперед. – Сутки добирался. Один. Вышел из машины, вышел с окружения. Обошел все посты. Дошел. Правда, из боекомплекта у него остался один патрон в ПМе. На тот случай, если понадобится. Правая рука у него висит в кителе, в левой руке ПМ. Дошел.
П.: «Пришили?» – М.: «Нет. Не получилось. И во время удара этого, почему скорее всего получилось выжить, место отрыва руки было обожженное. Т.е. и благодаря этому взрыву он без руки остался, и благодаря этому взрыву он выжил. Рана обожглась, и кровотечение практически было… Сейчас вот он в госпитале в Ростове»
П.: «Алеша, расскажи вот еще такие какие-нибудь эпизоды. Проявления мужества личного состава и командиров»
М.: «Второй эпизод это, скажем так, одни из первых боев под Лисичанском, под Ямполем еще когда были блокпосты… что характерно, у нашего человека героизм… я не знаю, ну, в основном он касается того поколения, которые застали все эти книжки, фильмы старые, рассказы дедушек, бабушек, не знаю, у них это в крови, наверное. Вот, если не я, то кто. Вот я должен и всё.
Был у нас еще один, Дима, парень, который еще в начале этих боевых действий… Он, правда, погиб. Но благодаря его сообразительности, сноровке и самоотверженности тоже уцелело очень много людей. Он принял весь огонь укров на себя. Весь. В то время, как подразделение только прибыло с марша, помогали на Ямпольском блокпосту, отстаивать его. Наше подразделение только прибыло с марша, им необходимо было начать бой. В тот момент, пока все только рассредотачивались, он уже принял на себя бой, он уже поразил цель, ну, естественно и первый был уничтожен. Но благодаря ему остальные выжили»
П.: «Они продолжали бой, да?»
М.: «Они не просто продолжали бой, они отодвинули укров и этот блокпост, которые они занимали, они уничтожили. Благодаря тому, что один человек себя не пожалел именно в тот момент, когда это необходимо было сделать. Благодаря этому укры были отодвинуты»
П.: «Я тоже расскажу один эпизод, он тебе может быть интересен, полезен. Я неделю назад был приглашен Путиным в Новоогареве. И я пришел к нему, и у нас была встреча. Было много очень вопросов, мы обсуждали тет-а-тет. Касались и новороссийских дел. И он сказал: буквально сегодня, - сказал он, – я получил информацию, что там в Новороссии была битва за одну высотку. И во время этой битвы дело дошло до рукопашной. Дело дошло до рукопашной на этой высотке.
И когда силы уже стали неравные. Потому что там были преобладающие силы. Ополченцы вызвали огонь на себя. Он сказал: это героизм, подобный тому, который совершали наши отцы и деды во время Отечественной войны. Т.е. это к тому, что президент очень четко следит за всеми процессами, которые происходят там в Новороссии. И конечно он считает вас настоящими бойцами, витязями и героями»
М.: «Мы должны быть такими. Мы русские, мы славяне. Мы другими не имеем права быть»
П.: «Каналы там смотрите русские?»
М.: «Да ну, когда придется, когда есть время. Ну, в основном, через Интернет. Вся информация через Интернет, но уже и в этом плане господа с той стороны стараются нам вредить. У нас то связи не бывает по три дня. То Интернет отключают. То еще что»
П.: «Вот наша-то газета доходит до вас?» – М.: «Нет. Пресса вообще не идет никакая» – П.: «И в Интернете?..» – М.: «В Интернете, опять-таки, для того, чтобы всё это просматривать, нужен целый аналитический отдел. Чтобы всю информацию отслеживать, чтобы… Времени на это нет. И людей нет»
П.: «У вас званий там нет в бригаде?» – М.: «Нет» – П.: «Ты просто комбриг. Зам. комбриг?» – М.: «Есть зам. комбрига, есть начальник штаба, есть комбаты, есть командиры рот, есть командиры взводов, есть командиры отделений – вся эта структура выстроена. Есть зам. по тылу. Есть и нач. мед. есть и начальник связи. И всё, всё…»
П.: «Ну, штатная структура, в общем. Она наполнена уже людьми?»
М.: «Да. Ну, опять-таки, большая ее часть – это вчерашние рабочие. Просто те попадают в этот штат, которые действительно рвутся, которые хотят, которые… Даже если останется этот штат штаба, он покажет о себе»
П.: «по самолетам работаете?» – М.: «Да» – П.: «ПЗРК есть?» – М.: «Есть ПЗРК и есть ЗУ. Но они тоже после того, как поняли, что мы можем их отрабатывать, то изменили тактику. Они уже не снижаются на ту высоту, чтобы можно было взять ЗУ. Заходят с приличной высоты и сбрасывают приличного диаметра бомбы. Всё. Он две–три бросил, и улетел»
П.: «Ну, сбивать тебе не приходилось?»
М.: «Были. Сбивали. Еще под Лисичанском, когда заходили две СУшки на Лоскутовскую часть – у нас там тоже было подразделение, – почему-то они решили, что мы все там. И решили уничтожить Лоскутовскую часть. Там были всего лишь… Это часть МЧС, и личный состав перешел на нашу сторону. И они вылетали ее бомбить. Две Сушки. Одна пошла и вторая. Одна отбомбилась. Не успели захватить наши ЗУ. А вторую зацепили. И она, не долетая до Лоскутовской части, возвращается обратно и в стороне между Северодонецком и Сватово где-то упала»
П.: «Всё задокументировано?»
М.: «Упала, загорелась. Ну, пилот, наверное, где-то катапультировался, а сам самолет рухнул»
П.: «Скажи, а вот берете в плен, ожесточение есть у наших?»
М.: «Не получается у нас в плен брать. Не получается в том плане, что мужики не готовы видеть их живыми рядом. Прошу их: оставьте хоть одного. Надо поговорить, надо выяснить. Не хватает терпения у них… А как можно относиться к ним по-другому, когда они заявляют: вот мы уничтожаем террористов, а при этом идет бомбежка мирного населения. При этом уничтожаются целые кварталы ни в чем не повинного города, уничтожается мирное население, уничижается инфраструктура, уничтожаются заводы, уничтожается всё. Дети… Как? Ну, как так? Ну, если вы воюете с нами, воюйте с нами!
Нет, они начинают бомбить города. Потом заявляют, что это наших рук дело. Каким образом? Если есть четкое доказательство того, чем это бомбилось, с какой стороны. Ведь траекторию полета можно вычислить, по той же воронке. Нет, идет наглое заявление, что всё это мы делаем. И при этом уничтожают, уничтожают систематически, направленно уничтожают»
П.: «Убийство городов называется» – М.: «Да» – П.: «Скажи, а вот принято считать, что такого рода война с полевыми командирами, ну, в общем, гражданская война, это же такая своего рода стихия. В ней довольно трудно полевым командирам создать структуру общую, о которой ты сказал. Ведь все-таки элемент вольности, самостийности – это же проблема большая. Как вот переломить это? Это же что, увещевания, убеждение либо воля, дисциплина, насилие?»
М.: «В основном… Ну, как в основном… Это всё на позиции одно идеи. Т.е. , если мы хотим чего-то добиться, это изначально еще, когда у нас только один взвод был, когда только начали формировать, еще до начала боевых действий, я уже тогда начинал формировать народное ополчение. Потому что я видел, что это необходимо. Чтобы народ был хоть как-то подготовлен. Тогда у нас был еще только один взвод. И уже тогда мы решили между собой, что нам прежде всего, самое главное, дойти до конечной цели. Т.е. победить. Всё остальное – это уже будем потом решать. Кто был прав, кто виноват.
Поэтому выстроилась определенная структура, и всё. Все ей подчинены. Это что касается нашего народного ополчения. Т.е. с этим…Ну, я не знаю, иногда, может быть, приходится и прикрикнуть на кого-то, когда уже за рамки выходит человек. Иногда и наказать. Допустим, в карцер посадить. Всякое воинское подразделение всегда умело гауптвахту, правильно? Т.е. не без этого»
П.: «Хорошо. Всё, Алеешь, спасибо. Храни тебя господь» – М.: «Очень рад был с вами увидеться. Частенько наблюдал за вашими…» – П.: «Помогаем чем можем здесь. Я думаю, может быть, что-то из того, что у вас там получается, есть и некоторая наша доля заслуги» – М.: «Ну, однозначно без вашей помощи мы никак… Не потому, что, знаете, вот привыкли говорить: Россия – старший брат, старшая сестра, нет»
П.: «Нет. Ты понимаешь, здесь получается, что вот Россия, в таком идеальном методологическом смысле слова, а не структурном, она от Новороссии зависит больше, чем Новороссия от России. Потому что всё, что творится сейчас вот в русской душе здесь в России, оно устремлено к вам. Батюшки в церквах, монастырях молятся за вас. Это крупнейшие русские монастыри молятся постоянно о Новороссии. Настоящие патриотические художники, писатели душою к вам тянутся. Так что вы наши светочи, вы наши звезды, а не наоборот»
М.: «Главное, чтобы не зря» – улыбается, встают – П.: «Ну всё. С богом. До встречи» – обнимаются – М.: «Будем живы, победим»
В силу того, о чем было сказано в самом начале поста, было бы интересно узнать ваше мнение об этой беседе
Продолжение предыдущего поста с началом разговора - http://hippy-end.livejournal.com/402779.html
На мой взгляд, эта беседа очень наглядно раскрывает и демонсттирует и сильыне стороны полчения и - что боле важно - его слабости. Потому что Проханов, как умудренный жизнью человек, старшийпо возрасту, умело вызывает Алексея Мозгового на откровенный рассказ
В общем, на мой взгляд, эта беседа может быть интересна многим людям, с какой бы стороны конфликта они не находились, в плане анализа сильных и слабых сторон ополчения и общей картины ситуации на Востоке
П.: «Скажи, Алеша, допустим падет Луганск и падет Донецк. Борьба будет продолжаться?» – М.: «Конечно. Безусловно» – П.: «Т.е. есть возможность этими летучими отрядами двигаться по этим территориям?» – М.: «Есть. Благодаря изменению тактики в нашем ведении – есть» – П.: «Лесов-то ведь нет для классической партизанской войны»
М.: «Достаточно. Достаточно балочек, достаточно пролесков, достаточно. Хватает этого всего. Главное, чтобы хватало духа. Духа, стремления и надежды на правду и на победу. Если это всё останется в нашем человеке, не взирая на то, что падет там то ли Луганск, то ли Донецк… Опять-таки эта привязанность – это неправильна, я считаю. Ну да, есть Луганск, да, есть Донецк. Но подождите, территория Новороссии это не только эти два города. Территория Новороссии огромная. Я думаю, она нам поможет и очень хорошо»
П.: «А скажи, вот наблюдается усталость от войны, вот в вашем подразделении?»
М.: «что характерно, наблюдается усталость вот именно у мирных жителей. Они еще буквально, пройдя неделю–две войны, они уже кричали, что мы от нее устали. На что я им задаю вопрос: а как бы вы реагировали, если бы война сейчас была Вторая мировая? Что вы своим дедам сказали бы, которые воевали по четыре, по пять лет, не вынимаясь из окопов? Они не уставали тогда? Вы только услышали выстрелы. Вы только увидели в новостях только где-то кто-то кого-то убил, – вы уже устали.
Как там можно? Сегодня практически та же война. Воюем с тем же фашизмом, с той же продажностью воюем. И уже устали люди. Как так? А вот именно те, которые сейчас сражаются, я иногда их еле удерживаю. Потому что иногда надо их придержать, дабы избежать тех же потерь, жертв и всего остального. Я с трудом их удерживаю. Именно те, которые стоят на линии огня, те готовы драться до последнего»
П.: «Скажи, а вот как в шахтерском движении? Все-таки шахтеры идут в ополчение или придерживаются?»
М.: «Идут, но слабо. Слабо. Помните, когда-то были рассказы о том, что вот если шахтеры поднимутся, всё, войны даже не будет, мы Киев просто так шапками закидаем. На данный период они до сих пор в шахту на работу ездят. Под Лисичанском когда мы стояли, украми был, скажем так, нанесен артиллерийский удар по одной из шахт, Привольнянская называется. В этот период, это была ночь, работала там ночная смена. Все люди, которые там были внутри, чуть не погибли. Но тем не менее на следующий день они пошли туда на работу.
Второй случай. Это уже другая территория, это Свердловск, это юг. Автобус с проезжающими мимо шахтерами – там женщины были, мужчины, всё – был просто расстрелян. С блокпоста укров их просто расстреляли, потому что… неизвестно, кто едет в автобусе, правильно? А люди ехали на работу. У меня вопрос к этим людям прежде всего. Как? О чем человек вот этот на данный момент думает, когда он проезжает мимо стреляющих, а он думает про работу, про кусок сала… О чем можно думать? Идет война. Тебя уничтожают. Тебя убивают. Как? Т.е. вот эти гражданские люди, которые сейчас идут на работу, они идут как ни в чем не соображающие овечки. Просто на убой. Даже не сопротивляясь.
П.: «Ну, страх потерять работу. Страх за семьи. Вот эта психология такой задавленности»
М.: «А чем я буду кормить семью? Подожди, а чем кормятся семьи ополченцев, которые тебя защищают? Чем кормятся их дети? Да, им счас трудно. Очень трудно. Но они понимают, что в данный момент необходимо как-то немножко призабыть про хороший борщ, хороший накрытый стол и всё остальное. Есть хоть что-то на столе – достаточно. Но главное победить. Главное выжить и победить. И доказать, что мы не просто стадо. Мы не просто, как Юлия Тимошенко говорит, биомасса, – мы люди мыслящие прежде всего, и мы люди, умеющие требовать от власти то, что она когда-то нам обещала»
П.: «Вот интересно же, когда начиналась борьба, такой категории, как Новороссия не существовало. Оно, это понятие возникло уже в ходе сражений. И постепенно оно развивается, оно приобретает всё больше и больше смыслов. Вот сейчас Новороссия – это же не просто территория, это какая-то мечта, это какая-то идея» – М.: «Да. Это прежде всего идея» – П.: «Как бы ты ее аттестовал? Категория Новороссия – что это?»
М.: «Категория Новороссия это, опять-таки возвращаемся к совести, но теперь уже с добавлением свободы. Свобода и совесть – это и будет Новороссия.
П.: «Но высоветские, в основном, люди? Или вы какая-то новая формация?»
М.: «Я так думаю, что будет сформировано совсем новое общество с абсолютно новым мышлением. В принципе то, что я и хочу. Во-первых, чтобы это мышление появилось. Во-вторых, чтобы оно отличалось от того, что на сегодняшний день есть. Чтобы это было что-то новое и продуктивное. Потому что вы правы, у нас если что-то возникает, оно обязательно перекрутится, испоганится, примет формы немножко не человеческие»
П.: «В бригаде есть там, культ героев, например? Или культ павших героев?»
М.: «Есть и такие, и такие. Сейчас у нас в Ростовском госпитале лежит командир Первого взвода Владимир. Это героическая личность. Награжден медалью «За боевые заслуги» Благодаря его героизму, самоотверженности, выжил его взвод. Выжило другое подразделение, которому он дал приказ отойти от наступающих танков, а он один остался. У нас был такой самодельный броневичок под названием «Комбат» Сами его обшили броней, сами, скажем так, завели, поставили на него вооружение. Он остался в нем и вел один бой. Один. До тех пор, пока не ушли другие подразделения.
В итоге попадает снаряд в этот «Комбат». До этого были попадания, но не приводили еще… Но попадает, ему отрывает руку, он теряет сознание, всё. Потом через некоторое время он приходит в себя, видит, что рука оторвана, но висит на коже. Пытается что-то сделать, не получается, он ее в китель кладет на пуговицы и пошел, – машет рукой вперед. – Сутки добирался. Один. Вышел из машины, вышел с окружения. Обошел все посты. Дошел. Правда, из боекомплекта у него остался один патрон в ПМе. На тот случай, если понадобится. Правая рука у него висит в кителе, в левой руке ПМ. Дошел.
П.: «Пришили?» – М.: «Нет. Не получилось. И во время удара этого, почему скорее всего получилось выжить, место отрыва руки было обожженное. Т.е. и благодаря этому взрыву он без руки остался, и благодаря этому взрыву он выжил. Рана обожглась, и кровотечение практически было… Сейчас вот он в госпитале в Ростове»
П.: «Алеша, расскажи вот еще такие какие-нибудь эпизоды. Проявления мужества личного состава и командиров»
М.: «Второй эпизод это, скажем так, одни из первых боев под Лисичанском, под Ямполем еще когда были блокпосты… что характерно, у нашего человека героизм… я не знаю, ну, в основном он касается того поколения, которые застали все эти книжки, фильмы старые, рассказы дедушек, бабушек, не знаю, у них это в крови, наверное. Вот, если не я, то кто. Вот я должен и всё.
Был у нас еще один, Дима, парень, который еще в начале этих боевых действий… Он, правда, погиб. Но благодаря его сообразительности, сноровке и самоотверженности тоже уцелело очень много людей. Он принял весь огонь укров на себя. Весь. В то время, как подразделение только прибыло с марша, помогали на Ямпольском блокпосту, отстаивать его. Наше подразделение только прибыло с марша, им необходимо было начать бой. В тот момент, пока все только рассредотачивались, он уже принял на себя бой, он уже поразил цель, ну, естественно и первый был уничтожен. Но благодаря ему остальные выжили»
П.: «Они продолжали бой, да?»
М.: «Они не просто продолжали бой, они отодвинули укров и этот блокпост, которые они занимали, они уничтожили. Благодаря тому, что один человек себя не пожалел именно в тот момент, когда это необходимо было сделать. Благодаря этому укры были отодвинуты»
П.: «Я тоже расскажу один эпизод, он тебе может быть интересен, полезен. Я неделю назад был приглашен Путиным в Новоогареве. И я пришел к нему, и у нас была встреча. Было много очень вопросов, мы обсуждали тет-а-тет. Касались и новороссийских дел. И он сказал: буквально сегодня, - сказал он, – я получил информацию, что там в Новороссии была битва за одну высотку. И во время этой битвы дело дошло до рукопашной. Дело дошло до рукопашной на этой высотке.
И когда силы уже стали неравные. Потому что там были преобладающие силы. Ополченцы вызвали огонь на себя. Он сказал: это героизм, подобный тому, который совершали наши отцы и деды во время Отечественной войны. Т.е. это к тому, что президент очень четко следит за всеми процессами, которые происходят там в Новороссии. И конечно он считает вас настоящими бойцами, витязями и героями»
М.: «Мы должны быть такими. Мы русские, мы славяне. Мы другими не имеем права быть»
П.: «Каналы там смотрите русские?»
М.: «Да ну, когда придется, когда есть время. Ну, в основном, через Интернет. Вся информация через Интернет, но уже и в этом плане господа с той стороны стараются нам вредить. У нас то связи не бывает по три дня. То Интернет отключают. То еще что»
П.: «Вот наша-то газета доходит до вас?» – М.: «Нет. Пресса вообще не идет никакая» – П.: «И в Интернете?..» – М.: «В Интернете, опять-таки, для того, чтобы всё это просматривать, нужен целый аналитический отдел. Чтобы всю информацию отслеживать, чтобы… Времени на это нет. И людей нет»
П.: «У вас званий там нет в бригаде?» – М.: «Нет» – П.: «Ты просто комбриг. Зам. комбриг?» – М.: «Есть зам. комбрига, есть начальник штаба, есть комбаты, есть командиры рот, есть командиры взводов, есть командиры отделений – вся эта структура выстроена. Есть зам. по тылу. Есть и нач. мед. есть и начальник связи. И всё, всё…»
П.: «Ну, штатная структура, в общем. Она наполнена уже людьми?»
М.: «Да. Ну, опять-таки, большая ее часть – это вчерашние рабочие. Просто те попадают в этот штат, которые действительно рвутся, которые хотят, которые… Даже если останется этот штат штаба, он покажет о себе»
П.: «по самолетам работаете?» – М.: «Да» – П.: «ПЗРК есть?» – М.: «Есть ПЗРК и есть ЗУ. Но они тоже после того, как поняли, что мы можем их отрабатывать, то изменили тактику. Они уже не снижаются на ту высоту, чтобы можно было взять ЗУ. Заходят с приличной высоты и сбрасывают приличного диаметра бомбы. Всё. Он две–три бросил, и улетел»
П.: «Ну, сбивать тебе не приходилось?»
М.: «Были. Сбивали. Еще под Лисичанском, когда заходили две СУшки на Лоскутовскую часть – у нас там тоже было подразделение, – почему-то они решили, что мы все там. И решили уничтожить Лоскутовскую часть. Там были всего лишь… Это часть МЧС, и личный состав перешел на нашу сторону. И они вылетали ее бомбить. Две Сушки. Одна пошла и вторая. Одна отбомбилась. Не успели захватить наши ЗУ. А вторую зацепили. И она, не долетая до Лоскутовской части, возвращается обратно и в стороне между Северодонецком и Сватово где-то упала»
П.: «Всё задокументировано?»
М.: «Упала, загорелась. Ну, пилот, наверное, где-то катапультировался, а сам самолет рухнул»
П.: «Скажи, а вот берете в плен, ожесточение есть у наших?»
М.: «Не получается у нас в плен брать. Не получается в том плане, что мужики не готовы видеть их живыми рядом. Прошу их: оставьте хоть одного. Надо поговорить, надо выяснить. Не хватает терпения у них… А как можно относиться к ним по-другому, когда они заявляют: вот мы уничтожаем террористов, а при этом идет бомбежка мирного населения. При этом уничтожаются целые кварталы ни в чем не повинного города, уничтожается мирное население, уничижается инфраструктура, уничтожаются заводы, уничтожается всё. Дети… Как? Ну, как так? Ну, если вы воюете с нами, воюйте с нами!
Нет, они начинают бомбить города. Потом заявляют, что это наших рук дело. Каким образом? Если есть четкое доказательство того, чем это бомбилось, с какой стороны. Ведь траекторию полета можно вычислить, по той же воронке. Нет, идет наглое заявление, что всё это мы делаем. И при этом уничтожают, уничтожают систематически, направленно уничтожают»
П.: «Убийство городов называется» – М.: «Да» – П.: «Скажи, а вот принято считать, что такого рода война с полевыми командирами, ну, в общем, гражданская война, это же такая своего рода стихия. В ней довольно трудно полевым командирам создать структуру общую, о которой ты сказал. Ведь все-таки элемент вольности, самостийности – это же проблема большая. Как вот переломить это? Это же что, увещевания, убеждение либо воля, дисциплина, насилие?»
М.: «В основном… Ну, как в основном… Это всё на позиции одно идеи. Т.е. , если мы хотим чего-то добиться, это изначально еще, когда у нас только один взвод был, когда только начали формировать, еще до начала боевых действий, я уже тогда начинал формировать народное ополчение. Потому что я видел, что это необходимо. Чтобы народ был хоть как-то подготовлен. Тогда у нас был еще только один взвод. И уже тогда мы решили между собой, что нам прежде всего, самое главное, дойти до конечной цели. Т.е. победить. Всё остальное – это уже будем потом решать. Кто был прав, кто виноват.
Поэтому выстроилась определенная структура, и всё. Все ей подчинены. Это что касается нашего народного ополчения. Т.е. с этим…Ну, я не знаю, иногда, может быть, приходится и прикрикнуть на кого-то, когда уже за рамки выходит человек. Иногда и наказать. Допустим, в карцер посадить. Всякое воинское подразделение всегда умело гауптвахту, правильно? Т.е. не без этого»
П.: «Хорошо. Всё, Алеешь, спасибо. Храни тебя господь» – М.: «Очень рад был с вами увидеться. Частенько наблюдал за вашими…» – П.: «Помогаем чем можем здесь. Я думаю, может быть, что-то из того, что у вас там получается, есть и некоторая наша доля заслуги» – М.: «Ну, однозначно без вашей помощи мы никак… Не потому, что, знаете, вот привыкли говорить: Россия – старший брат, старшая сестра, нет»
П.: «Нет. Ты понимаешь, здесь получается, что вот Россия, в таком идеальном методологическом смысле слова, а не структурном, она от Новороссии зависит больше, чем Новороссия от России. Потому что всё, что творится сейчас вот в русской душе здесь в России, оно устремлено к вам. Батюшки в церквах, монастырях молятся за вас. Это крупнейшие русские монастыри молятся постоянно о Новороссии. Настоящие патриотические художники, писатели душою к вам тянутся. Так что вы наши светочи, вы наши звезды, а не наоборот»
М.: «Главное, чтобы не зря» – улыбается, встают – П.: «Ну всё. С богом. До встречи» – обнимаются – М.: «Будем живы, победим»
В силу того, о чем было сказано в самом начале поста, было бы интересно узнать ваше мнение об этой беседе
